Вестник гражданского общества

Прокурор Лахтин читает
Рис. Павла Шевелева

          Вот оно. Свершилось. Вчера.
          Наконец-то и я побывала в этом легендарном месте, на историческом процессе. Посетить хамсуд  давно уже намеревалась, да все как-то больше собиралась и боялась... Мало того, что проходят заседания в рабочие дни, так даже если пропустить работу - всё равно ещё и морально трудно собраться с духом: все в один голос твердят, что это зрелище тяжёлое, ощущение тягостное и занудство невыносимое.
          Говорят, что понять там - что к чему - простому смертному не по силам. «Ну, не понять, так не понять, - решила я, - пойду хоть мебелью поработаю». Я, между прочим, из гражданской своей вредности хоть на какую видимую непрезентабельность пойду. Да. Можете считать меня хоть самой замшелой демшизой, а только по барабану мне, как это выглядит, и всё тут. Моя бабушка, мудрая старушка, с детства привила мне любовь к пословице «хоть горшком назови - только в печку не ставь» (были у нас с бабушкой иногда несогласия в некоторых вопросах, вот и шли в ход разные аргументы).
          Потом поразмыслила: зачем же мебелью? Мебель там, говорят, своя есть. Одних только гособвинителей больше, чем публики в зале заседаний, бывает. Декоративным элементом буду. Украшу собой хоть одно заседание для начала, вроде картины или вазы. Понятно, что ваза будет не античной, и даже не китайской, ну так уж, извините, по доходам и расход. Жара тем более.
          Надела я своё самое любимое вульгарненькое платьице, лазурно-бирюзовое в цветочках всяких там крупненьких, типа подсолнухов и каких-то чернобыльских непонятных гибридов... И что вы думаете, народ плевался мне во след и осуждающе шептался? А вот и нетушки. Весь путь от самого моего подъезда до 7-го Ростовского переулка был сплошной лёгкой походочкой с сочувственными взорами вокруг. Вот так. А меня, между прочим, в школе учили в своё время аж одиннадцать лет, что скромность украшает девушку! Врали всё. Не скромность украшает, а хорошее декольте. Надо же было после школы ещё четверть века прожить, чтобы это понять!
          Так что добралась я благополучно, выйдя загодя, и даже приехала слишком рано. Иду себе, на номера домов поглядываю, и вижу: впереди голубо-синие рубашечки маячат, в количестве многоватом для такого тихого переулка. И, хоть и читала до этого, что охрана мероприятия обеспечивается беспрецедентная, а как-то не по себе стало...
          По своей робости душевной (со скромностью прошу не путать) я как-то не решалась одна появиться в столь серьёзном месте. Поэтому договорилась встретиться там с Верой Васильевой sivilia_1.
          Всегда знала, что смелая я женщина, и вот, очередной раз убедилась: вошла ведь в здание хамсуда, а это вам не в горящую избу! Это просто в канцелярию самого чёрта, можно считать. Потому как дела творятся куда грешнее... Таможня на первом этаже пропустила меня, даже не шарив особо в моей прозрачно-золотистой сумочке. Видимо, поняли, что от женщины в таких цветочках и сабо на платформе с каблуком в дециметр можно ждать только хорошего, скромного и законопослушного поведения. Явно убегать от закона не способна. Но паспорт, однако, переписали.
          На лестничном пролёте перед третьим этажом уже ждали люди. И Вера в их числе, слава Богу!
         Теперь перед заседаниями пускают в зал только после привода подсудимых, а до тех пор маринуют народ в коридорах. На этот раз заседание задержали минут на сорок, что, говорят, редкость (обычно всего лишь на двадцать). Но я-то здесь впервые, поэтому времени не замечала, как-то даже немного растерялась и, беседуя, старалась незаметно рассмотреть остальных посетителей. Вера познакомила меня с soldaya, которую я немного знала по ЖЖ, а в жизни она оказалась чрезвычайно жизнерадостной и общительной Машей.
         Так - три грации - и разместились мы во втором ряду, окружённые с фронта и с тыла художниками. Насчет конкурса я была уже в курсе, но хоть и были накануне мысли прихватить с собой бумагу с карандашиком, с утра они мне показались что-то уж совсем бредовыми. Я, разволновавшись и боясь проспать, маялась бессонницей до рассвета, и, так как встать пришлось как раз в то время, когда больше всего на свете хотелось, наконец, поспать - пребывала, собираясь, в очень прагматичном состоянии. «Пойду для начала осмотрюсь. А уж в следующий раз и порисую», - трезво рассудила я, тем более что участвовать в конкурсе и не собираюсь: по условиям моя кандидатура не проходит по некоторым параметрам.
         Но стоило только начаться процессу - как зашуршали карандашики вокруг, и, заразившись примером, стала рядом рисовать Маша. (Вот оно - коллективное сознание: тоже человек и не собирался рисовать). Я, недолго удерживаясь от соблазна, довольно быстро присоединилась, начав черкать ручкой в своей записной книжке. «Все равно, - думаю, - книжка у меня уже три года, давно менять пора, вот исчеркаю последние листочки, да и новую заведу».
         Сидеть не шевелясь под монотонный бубнёж обвинителя Лахтина было просто невозможно! Всей своей согбенной над бумагами фигурой этот изможденный человек красноречиво говорил о том, что высшее образование, так же как и три огромных звезды на тёмно-зелёных погонах, он заработал потом и кровью. И не только утратил при этом ориентиры, позволяющие отличать «что читать хорошо, а что плохо», но и зрения где-то лишился (может, хулиганы?..) Почти лёжа на толстенной подшивке бумаг, водя усталым пальцем по строчкам, время от времени жмуря левый глаз (правого мне не видно было, может, он и правый жмурил), прокурор Лахтин грыз этот гранит, проявляя чудеса стойкости.
         Вот другой бы на его месте смущался, даже краснел бы, запинаясь и совершая казусные ошибки, над которыми в голос не смеются только потому, что уже за пятьдесят с лишним заседаний привыкли. И потому, что охрана зверем смотрит. А этому всё - как с гуся вода! Бубнит себе и бубнит. Когда совсем уж через слово перевирать текст начинает – тут Ибрагимова подсуфлирует. И прокурорским дуэтиком, ладненько так, продолжается бесконечный речитатив…
         Только подсудимые, Платон Лебедев и Михаил Ходорковский да иногда адвокаты прерывали это монотонное жужжание, чтобы очередной раз уличить вслух обвинение в какой-нибудь бредятине. Цифры устами Лахтина произвольно теряли или прибавляли нули, названия фирм приобретали неузнаваемое звучание, документы исчезали в неизвестном направлении, подписи несуществующих понятых появлялись… Любимым словом прокурора было «дивиденТы», прозвучавшее бесконечное количество раз, вкрапляясь в заунывную скороговорку и убаюкивая не хуже мантр.
         Ну как тут не зарисуешь? Сначала я было нашла в этом занятии хорошее средство взбодриться и сосредоточить внимание. Как-никак, надо на модель поглядывать, черты угадывать, и стараться всё это ещё и как-то накалякать. Под бубнёж-то - одно удовольствие творчеством развлечься!
         Чуть позже обнаружился и приятный побочный эффект – тихая радость садиста, когда жертва под пристальным взглядом начинает сначала глаза отводить, потом, наоборот, взгляд ловить, потом позу меняет, а потом уже просто вертится, как уж на сковородке! Ну, может, не так быстро, так ведь и должность у них не такая уж неядовитая, чтобы с ужом сравниваться…
         Дело в том, что рисовать я рискнула пока только сторону обвинения. Потому что, зная несовершенство своих навыков, не хочу карикатурными шаржами обижать уважаемых мною людей. Вот когда научусь, получше руку набью на прокурорско-судейских анфасах и профилях – тогда, может, и рискну на порядочных людей карандаш поднять…
         А вчера я вообще черкалась ручкой. Зато всех подряд поимела в своей книжечке: вплоть до секретарши и охранника! 
         И славное это занятие настолько скоротало мне время, что полдня до перерыва пережить оказалось вполне сносно. Единственное, что причиняло нешуточные страдания – так это каменная твердость скамеек. Скамеечки, выставленные тесненькими рядочками и в небольшом количестве, совсем не предусматривали удобства для посетителей. Хотя, может, люди чуть поупитаннее моих страданий не поймут? Для меня же это была пытка сущая – мало того, что места на моём теле, предназначенные для сидения, теперь сидения не выносят, так ещё пострадала и спина посередине – в том месте, куда впивалось ребро острейшей спинки, нарочно приделанной под прямым углом к сиденьям, чтобы больнее было. Такой отёчный болезненный синячище остался на память в области позвоночника, что даже спать на спине ночью было проблематично. Представьте, что чувствуют люди, посещающие этот зал регулярно? Да это просто герои!
          Помимо моральных страданий, которые невозможно не испытывать, наблюдая этот фарс, ещё и в такой степени некомфортные условия! Прибавьте прохладу, больше похожую на холод – кондиционер, видимо, был рассчитан на охлаждение тела под мантией, а остальные тела, одетые по погоде (то есть, очень легко) зябли. Я-то, правда, подготовилась – спасибо Вере, предупредившей меня о морозном климате зала №7 – кофточку взяла. Да и не надела. Маша рядом со мной так зябла, что моя кофточка перешла к ней на плечи. А я как-то ничего, притерпелась – наверное, от творческих мук какая-то энергия вырабатывается: перестала я мёрзнуть, как только погрузилась в срисовывание фигур в спецодежде.
          В обед народ разбрёлся по окрестностям - кто в столовку подался, кто в кафешку неподалёку. Кто просто домой обедать пошёл – народу в зале во второй половине дня убыло. Я же вообще решила от пищи воздержаться. Бывает у меня такая практика – ясность мысли приносит, да и платьице натощак лучше сидит… «Ну и человек же ты! – удивилась Маша, - Не спишь, не ешь, не мёрзнешь!» Как-то мне такая мысль и в голову не пришла: что я действительно в каком-то экстремальном режиме пребываю и не замечаю этого. Да, господа фабриканты заказных дел, знайте наших: гвозди бы делать, как говорится…
          Так что чашечка капуччино меня вполне поддержала до вечера. А высидеть до конца, пробыть в зале весь полный день – было моей задачей, вполне выполнимой, как оказалось. Наброски шариковой ручкой, украсившие мою записную книжку, остались в память об этой акции протеста – посещении «лахтинских чтений».
          После обеденного перерыва места в первом ряду освободились – художники покинули зал, можно было бы пересесть и оказаться в метре от стола гособвинителей. Но я решила для первого раза ограничиться местом во втором ряду. Как-то мне там удобнее показалось. «Нет уж, - говорю, - коленки оставим на следующий раз. Хватит на сегодня декольте».
          Посещать это место я отныне намереваюсь более-менее регулярно. Не так уж это оказалось тяжело. Вынести можно. Правда, говорят, на следующей неделе наступит перерыв до сентября. Но, может, разок ещё и до тех пор успею, если обстоятельства позволят. Сегодня вот могла, да поняла, что надо бы дать отдохнуть местам всяким отсиженным.
          Приходите, не бойтесь, дорогие москвичи и москвички! Это совсем не так больно, как сначала кажется. Говорят, если ходить регулярно, так даже втягиваешься, какое-то удовольствие получаешь. Вполне терпимо, а сколько приносит впечатлений! Пусть даже мы не рассчитываем вникнуть в судебные тонкости фальшивок – это от нас и не требуется, с этим адвокаты разберутся. А с нас достаточно просто прийти и поддержать морально узников, просто присутствовать, просто смотреть и слушать, одним своим видом служа укором совести судебным марионеткам. А вдруг она у них всё же есть?