Вестник гражданского общества

          Имрат Абдул-Саламович Эжиев, президент Международного фонда «Добро без границ» (ДБГ) и специальный уполномоченный представителя Европейского парламента по правам человека на Северном Кавказе накануне нового года проводит мониторинг соблюдения прав заключенных в исправительных учреждениях. О нарушениях таких прав на конкретном примере – осужденного из Чеченской Республики, отбывающего наказание в ЛИУ-15 Волгограда, Зубайра Зубайраева - он рассказал в своем интервью.

           – Имрат, Вы, насколько мне известно, уполномочены следить за соблюдением прав и свобод человека? И как обстоит дело с таковыми в России?
          – Да, я являюсь спецуполномоченным члена Европейского парламента Барта Стаса. Участвую в проведении мониторинга в северокавказском регионе, слежу, насколько ситуация с правами человека там соответствует подписанным Россией международным конвенциям. Ко мне обращается с заявлениями много жителей не только Северного Кавказа, но и других регионов России. Обращаются родственники осужденных – чеченцев, ингушей, сами осужденные, в том числе даже русские, обращая внимание на то, что с моими соотечественниками повсеместно происходят такие случаи – пытки, жестокое обращение, издевательства. Много писем с такими рассказами приходят. Как правило, это совершают сотрудники отделов безопасности колоний – спецотряды, по обыкновению в масках, чтобы избиваемые не видели их лиц. Мы реагируем на такие обращения, выезжаем в колонии, устанавливаем фамилии жертв пыток, степень нанесенных им увечий. Меня, как известного правозащитника, часто просят оказать помощь, защитить людей от истязаний.
          Я вообще сначала опасался, что у уроженцев Чечни будут проблемы с заключенными других национальностей. А вышло наоборот – именно русские зэки стали ко мне обращаться с просьбой защитить чеченцев от произвола тюремной администрации. Среди заключенных нет межнациональной розни, потому что все находятся в одинаковом положении, и никто не разбирает, кто какой национальности. А вот с сотрудниками колоний, которые часто набираются из бывших солдат, воевавших в Чечне, проблемы есть, и большие.

           – Как Вы узнали о Зубайре Зубайраеве?
          – Семью Зубайра я знаю давно. Его мать и сестры участвовали в акциях протеста против военных преступлений федералов в Чечне. Тогда много всего происходило – в начале второй чеченской войны. Людей похищали, они пропадали без вести в ходе так называемых «зачисток» Я пытался привлечь внимание общественности к этим преступлениям, призывал к активному протесту, к публичным действиям. И Зубайраевы были одними из тех, кто всегда принимал участие, солидаризовался с нами в этих мероприятиях. Мать Зубайра одна воспитывала шесть дочерей и одного сына. Больше в семье мужчин не было, отец Зубайра рано умер. А в чеченских семьях мужчина всегда был защитником, надежной стеной, на которую женщины могли опереться. Теперь, когда Зубайра посадили, замечу, по сфабрикованному обвинению – его сестры и мать такого защитника, такой опоры лишены и вынуждены ездить одни по тюрьмам, защищать брата, подвергая при этом самих себя постоянной опасности.

          – Скажите, Имрат, как мы – правозащитники, общественность – можем повлиять на ситуацию в тюрьмах и защитить заключенных, например, того же Зубайра Зубайраева от произвола администраций учреждений системы исполнения наказаний и чиновников из УФСИН, которые зачастую связаны друг с другом круговой порукой, так что вышестоящие покрывают преступления нижестоящих?
          – Мне хотелось бы обратиться к коллегам и партнерам по правозащитной работе с призывом консолидировать свои усилия. Проводить акции, писать обращения к членам Федерального Собрания РФ, Президенту России, членам Европарламента, Совету Европы, ООН… Я разговаривал с первым заместителем директора ФСИН генералом Эдуардом Петрухиным, руководителем правового управления ФСИН Олегом Филимоновым на тему соблюдения прав осужденных. Я говорил: если государство по решению суда частично ограничило этих людей в свободе, это же не значит, что они должны быть лишены и гражданских прав. Мы, налогоплательщики, платим деньги за то, чтобы человека, пусть даже совершившего преступление, перевоспитывали и возвращали к нормальной жизни, в общество. А не за то, чтобы они выходили из тюрьмы озлобленными на все и вся и готовыми совершать новые преступления, мстя обществу за те пытки и издевательства, которым подвергались во время отбытия срока. Преступники – это как те же больные. Врач же больных лечит, а не убивает. И система исполнения наказаний задумывалась как направленная на исправление преступивших закон, а не на их уничтожение. А что касается осужденных из Чечни, то там вообще в настоящий момент до 90 процентов дел являются сфальсифицированными, то есть сидят вообще невиновные люди. В любом случае, человека по приговору суда лишают свободы, отнимать у него здоровье и жизнь государство права не имеет.

           – Вернемся конкретно к Зубайраеву. Какова ситуация с ним в настоящий момент?
          – В отношении Зубайраева применялись чудовищные пытки, которые повлекли за собой крайне тяжелые последствия. В то время как администрация колонии утверждает, что это он сам наносит себе телесные повреждения, чтобы добиться перевода в Чечню. Я специально задал Зубайру в присутствии заместителя начальника ЛИУ-15 провокационный вопрос: с какой целью вы наносите себе телесные повреждения? Задал, чтобы посмотреть на его реакцию. Он был просто поражен: «Как это я сам себе наношу»? У меня, сказал я, есть сведения от заместителя начальника Волгоградского УФСИН по защите прав осужденных, что вы сами причиняете себе побои и увечья. И еще один вопрос я ему задал: знаешь ли ты, что статья, по которой ты осужден, не дает тебе возможности перевестись в другой регион, по месту жительства, например? Зубайр сказал: «Да, я знаю, я смирился с тем, что мне дадут срок, я был готов отправиться отбывать его куда угодно, я был готов ко всему, но не к пыткам и издевательствам. Я никак не мог ожидать, что подвергнусь таким унижениям». Я переспросил: «То есть ты не ожидал, что тебя будут как-то преследовать?» – «Нет, не ожидал. Но после первой же жалобы на нарушение моих прав дальше пошло по нарастающей. Бить начали еще при задержании, в Чечне, и с тех пор все так и идет».
          В 25-й колонии во Фролово, я знаю, всех пускают «под пресс». А кто начинает искать защиты в законе, тот наживает себе врагов. Я спросил у Зубайра: «Вот ты называешь конкретные персоны, говоришь, например, что тебя ударил ногой в лицо начальник колонии А. И. Мансветов. Ты не боишься, что будет еще хуже, или просто уснешь однажды и не проснешься?». Зубайр посмотрел в потолок, потом на меня, на стоявшего рядом начальника колонии, на врача, сделал глубокий вдох, чуть заметно улыбнулся и сказал: «Я готов на все. Я не знаю, доживу ли я до завтра, но хочу, чтобы люди, которые надо мной издеваются, были подвергнуты уголовному преследованию по закону. А если по закону не получится, то прошу после моей смерти рассказать обо всем моим детям, чтобы они, когда вырастут, отомстили за меня согласно нашим обычаям».
          И я почувствовал, что передо мной по-настоящему мужественный, решительный человек, один из тех немногих, кого невозможно сломить. К сожалению, такие люди – скорее исключение из правил. Большинство смиряется со своей участью. А Зубайр никогда не смирится с произволом и беззаконием, в этом я уверен.
          В Чечне семья Зубайраевых тоже подвергалась гонениям – как раз из-за того, что помогали мне и моей организации. Про них говорили, что они – масхадовцы, сторонники государственной независимости Ичкерии. А мы не занимаемся политикой, мы просто призываем руководство страны соблюдать законы, а тех, кто их нарушает – подвергать уголовному преследованию. К сожалению, приходится констатировать, что официально назначенные уполномоченные по правам человека этим не только не занимаются, а наоборот, прилагают все усилия, чтобы скрыть преступления. Мне доводилось встречаться в различных регионах с сотрудниками аппарата уполномоченных по правам человека, и я видел, что они, как правило, связаны тесными отношениями с работниками силовых структур и ГУФСИН. Меня как правозащитника такое положение дел категорически не устраивает.
           Создаваемые в настоящий момент комиссии по надзору за системой УФСИН при Общественной палате РФ, призванные как-то исправить сложившуюся ситуацию, оказываются малоэффективны, потому что в них зачастую входят все те же чиновники из администрации субъекта федерации. Эта ситуация меня крайне беспокоит. Поэтому я еще раз призываю все негосударственные организации по защите прав человека консолидировать свои усилия. Президент России Д. А. Медведев часто говорит о необходимости борьбы с коррупцией. Если он действительно хочет бороться с ней не на словах, а на деле, то его союзниками в этой борьбе могут стать только независимые от государства и чиновничьего аппарата гражданские активисты. Именно они, по моему глубокому убеждению, смогут добиться каких-то реальных изменений к лучшему. Когда против меня неоднократно фабриковали уголовные дела и под различными надуманными предлогами арестовывали, именно широкие общественные кампании в мою защиту способствовали тому, что я вскоре вновь оказывался на свободе. Авторитетные правозащитные организации многих стран мира вступались за меня, писали обращения, проводили акции. И сейчас нашу деятельность активно поддерживает Верховный комиссар Совета Европы по правам человека Томас Хаммерберг, депутат Европарламента Барт Стас.

          Мне удалось еще побеседовать с врачом, осматривавшим Зубайра в колонии. Его зовут Алихан Солтаханов, он является членом Совета Международного Фонда ДБГ, координатором международных медицинских программ, по специальности – травматолог-ортопед.
          - Скажите, Алихан, в каком состоянии сейчас находится Зубайраев?
          – В начале ноября (примерно 9-10 число) я навещал Зубайра. Перед этим я имел беседу со вновь назначенным (на место вышедшего на пенсию генерала И. В. Сизова) начальником Волгоградского УФСИН Никишиным, кстати, моим земляком из Грозного. Так вот, слух о нашем с Имратом визите в кратчайшее время достиг колонии, и, как сказал мне при встрече Зубайр, за этот день ему делали перевязку аж три раза – тогда как ранее не делали неделями. Но я совершенно не уверен, что после нашего отъезда ситуация с его лечением не вернулась к прежней.
          Когда я увидел Зубайра, он выглядел очень изможденным, еле передвигался. Был буквально доведен до истощения – и физического, и морального. Вся левая половина лица, от лба до подбородка, представляла собой огромную гематому, причем лицо было перекошено, опухшее, и с левой стороны практически потеряло чувствительность – то есть, говоря медицинскими терминами, произошел парез лицевого нерва. Имрат сказал, что когда в прошлый раз он видел Зубайра – в конце октября – этой гематомы не было, была только рана на лбу. Да и я как врач могу определить, что подобная травма, судя по ее виду, должна была быть нанесена 2-3 недели назад. На руках – как будто кусочки мяса щипцами вырывали. На правом коленном суставе – рана, из которой течет гной. Рана, по словам Зубайра, нанесена отверткой, которой ему буквально проткнули сустав. На голенях справа и слева – поверхностные раны диаметром примерно 5 см, которые уже начали немного заживать и при должном уходе – наложении повязок с мазью – могут затянуться очень быстро, но вот ухода как раз и нет, я еще раз повторяю, бинты стали менять только при нашем приезде. На обеих стопах – сквозные раны величиной примерно 0,5 см, тоже гноящиеся – ноги пробивали гвоздями. В результате всего этого Зубайр еле передвигается, опираясь на деревяшку – и ту, насколько мне известно, у него пытаются забрать под предлогом якобы ненадобности, хотя без нее он ходить совсем не может. Общее состояние тяжелое. Постоянные головокружения, потери сознания – признак сотрясения мозга крайней степени, это я говорю как врач. Я спрашивал у них историю болезни, медицинскую карту – хотел посмотреть, какие лекарства они ему дают, чтобы, может быть, назначить еще что-то – но мне отказали, сказав, что могут дать ее на руки только дежурному врачу.
          Зубайр сказал мне, откуда у него травмы – от постоянных избиений сотрудниками колонии. В последний раз, после визита Имрата и Минкаила Эжиева (известного чеченского правозащитника) ночью Зубайра вызвали с общего барака в другую комнату, надели майку на голову и жестоко избили.
          Сейчас Зубайр выглядит как человек, доведенный до последней степени отчаяния. Он едва стоит на ногах и производит впечатление абсолютно безучастного ко всему и до предела измученного. Он буквально на грани.

          Мне хочется надеяться, что все наши усилия, постоянные обращения, аппелирование к общественному мнению когда-нибудь принесут плоды, как в этом, так и в других подобных случаях – а их по стране тысячи. Весь вопрос в том, все ли жертвы этих поистине нечеловеческих – я не знаю, как совершающие такое могут по-прежнему именоваться людьми – пыток смогут дожить до того момента, когда те, от кого зависит положение в наших местах лишения свободы, соизволят обратить на них свое внимание.