Вестник гражданского общества

          Мальчишки в нашем дворе очень любили играть в войну. Куда интересней, чем штандер или чижик! Только у нас всегда была проблема – кто будет нашими, а кто белыми фашистами (то, что белые и фашисты не одно и то же, я узнал уже в довольно зрелом возрасте, лет в шесть). Понятно, что никто белыми фашистами быть не хотел. Фашистам, им ведь и побеждать-то нельзя. И не повоюешь особенно. Это же какой стыд – быть фашистом! Если тебя назвали фашистом, тут нужно немедленно по морде. Такая была идентичность в московском дворе на границе 50-х и 60-х годов.
          Нет, не я не идеализирую: и шовинизм, и ксенофобия, и антисемитизм – всё это тоже было. Но «фашист» было самым последним ругательством.
          Слово «Хайль» мы тогда не знали. Мы произносили его как «Хай». Дворовые «фашисты» говорили: «Хай-гитлер!». После этого их побеждали. А они с удовольствием побеждались. Ведь приятно и таким образом поучаствовать в поражении фашистов от наших.
          Времена поменялись. Наши выросшие дети стали играть в другие игры.
          Теперь «Комсомольская правда» публично жалеет, что из предков Леонида Яковлевича Гозмана гитлеровцы не сделали абажуров.
          Теперь лидер необольшевиков, сын советского офицера, изобретает нарукавные повязки в стиле повязок гитлеровцев: белый круг на красном фоне, а внутри круга вместо свастики черные серп и молот. Интересно, это его отец научил? Или он своим умом дошел?
          Теперь наши устраивают погромы ненаших, а на своих маршах выкидывают вперед руки с криками «Россия убер аллес!», простите, я хотел сказать «Слава России! Героям слава!», то есть тьфу – опять запутался, просто - «Слава России!».
          Теперь почтенные политологи от власти рассказывают нам, каким хорошим был Гитлер до 1938-го года.
          Теперь мы заходимся в общенациональной радости по поводу аннексии Судет, простите опять, я хотел сказать – Крыма.
          Теперь мы хотим расширить свое жизненное пространство на восток, тьфу – что со мной сегодня происходит?! – конечно, на запад. И создать тысячелетний третий Ре... Ну, вот – опять... Нет-нет, никакой не Рейх, конечно. А Рим. Третий Рим. То есть не Рим, а Мир. Третий Русский Мир. То есть не третий – просто Русский Мир. Почему это я всё время путаюсь?
          Теперь мы воюем Украину – «Вы отдайте Украину и Россию половину. Так великий фюрер приказал». В смысле – «и Европы половину». Ну, и не фюрер, конечно. Фюрер – что? Просто вождь. У нас всё сакральней.
          Хотя не так уж и сакрально: под 30 процентов в опросе на либеральном «Эхе» хотели бы видеть президентом Гиркина, и только 20 – Путина. И понятно – Гиркин уже убивает, уже воюет за Русский Мир. И потом, у Гиркина такие усики. И сам он такой бойкий. Настоящий вождь. В общем, Хай-гиркин!
          Говорить, что мы беременны фашизмом, пожалуй, уже поздновато. Мы не беременны. Мы уже в процессе родов. Фашизм – это ведь даже не политика. Фашизм, он, прежде всего, приходит в головы. А уж потом, как и любая овладевшая массами идея, превращается в политику.
          Симптомы же этой болезни в массовом сознании известны хорошо. Самосознание сужается. Пропадает способность к рефлексии. Снижается порог «нельзя». Любая мерзость становится «можно», если только эта мерзость «за наших». Отдельный человек ничто, государство – всё. «Айн фолк, айн рейх, айн фюрер!». Ну, и конечно, «убер аллес». Противников нужно убивать, начиная с тех, кто поближе. В общем, вечные спутники суженного сознания – эгоцентризм и эгоизм. Только в данном случае не личные, а коллективные, национальные – национальный эгоцентризм и национальный эгоизм. И единый порыв – «Хай-гиркин!». То есть я хотел сказать «Хай-гитлер!». А, впрочем, какая разница: главное-то здесь не имя, а «Хай!».
          Все эти симптомы налицо. Не в политике пока. В психологии. И это значит, что мы уже летим в пропасть.
          Правда, находятся оптимисты, которые утверждают, что это не так – что мы пока только занесли над пропастью ногу.
          И, знаете, я их понимаю. Уж больно хочется верить, что это еще не окончательный «Хай». Что может еще будет «Нет Хаю!», «Нет, не Хай!». Что кто-то остановит нас. Или что мы сами в последний момент остановимся.
          Что ж тут поделаешь? Такова наша природа. Очень хочется верить.